Стоять смирно, избегать прямого взгляда в глаза и встречных вопросов, пресекать дискуссии. Эти вредные навыки каждому из нас привили в школе. Они — помеха уверенному публичному выступлению.

Постановка проблемы

Умение «держать речь» не последняя компетенция в лидерском наборе. Говоря строже, одна из базовых для руководителя. Именно поэтому на курсах риторики и ораторского мастерства руководители составляют большинство. Взрослые серьезные люди, готовые учиться тому, что в их специальном образовании (а зачастую — в нескольких) предусмотрено не было.

Казалось бы, с нуля. С чистого листа. Но нет!

Из года в год наблюдаю: у участников тренинга — и у новичков, и у бывалых — есть общие навыки публичного выступления. Как если бы они все же посещали (неосознанно) одну общую школу. Есть какое-то единое начало в их ораторском поведении. Поиски ответа привели к истокам. Да, есть такая начальная школа!

С младых ногтей, с раннего школьного детства учителя методично вырабатывали у нас навык «отвечать урок». Мы не знали его до школы, потому что дома он был не нужен. Дома мы учились всему на свете, но только не «отвечать урок». (Сцены декламации перед гостями не в счет.) Жизнь до класса и вне класса — это наша личная, а не публичная жизнь. Публичная начнется в первый погожий сентябрьский денек.

Отвечать урок (все помним) значило громко, четко, близко к тексту, но не слово в слово (иначе ты зубрила) пересказать содержание параграфа. В пол смотреть было нельзя («Подними голову!»). Выходить к доске нужно было без всяких записей. Подсказывать, списывать и подглядывать — запрещенные и осуждаемые действия. Отвечать надо было по памяти.

Мы помним эти речевые памятники школьного урока: «выучить назубок», «чтобы от зубов отскакивало». Высшая проба: «разбудить среди ночи».

Какие навыки публичного выступления формировались тогда у нас?

Параграф 1. Стоять как вкопанный

Многие ораторы именно так и стоят перед аудиторией. Расхаживать вдоль доски во время ответа было бы вызывающе дерзким — мы этого и не пытались делать. Если нужно было писать на доске, то мы подходили к ней. Многие из нас сегодня так же подходят к флипчарту, где бы он ни стоял. И если он стоит в углу (организаторы так поставили), то мы идем в угол, хотя это не лучшая позиция для выступающего. Но о выборе позиции мы и не помышляем, ведь классная доска стабильна и непоколебима на своем месте. Можно было распахнуть дополнительные ставни, но передвинуть доску было невозможно. Поэтому передвигать флипчарт (а он специально для этого предусмотрел колесики), самому организовывать пространство своего выступления — это для многих новое сознательное усилие.

Параграф 2. Смотреть прямо

Стоя перед одноклассниками, мы смотрели в стену за их спинами. Идеальной реакцией на нашу речь было молчание. Возглас, смех, любое движение пресекалось учителем как помеха: «Тихо! Не отвлекайся!».

Именно этот навык «смотреть прямо» приходится преодолевать взрослому человеку, если он хочет быть убедителен как выступающий (докладчик, спикер, оратор и т. п.). Приходится учиться смотреть не вообще вперед, а в глаза напротив. И не просто смотреть, а устанавливать зрительное общение, то есть реагировать на реакцию. Видеть недоумение, согласие, возражение, скуку или интерес. Видеть, чтобы корректировать свою речь. И быть в зрительном контакте не с одним избранным, а с аудиторией.

Параграф 3. Отвечать четко

Ключевое понятие здесь — отвечать. Мы на уроке никого ни в чем не убеждали, не рассуждали вслух. Для «своих мыслей» школьная система предусмотрела сочинения. И многие из нас преуспели в них и сформировали навык искать нужное слово, формулировать ощущения, предположения и догадки. Зачеркивать и исправлять по ходу мысли. Но это письменная речь. А перед классом рассуждать — это, мы знаем, демагогия. Рассуждать — это пытаться угадать имеющийся у учителя (и у некоторых примерных учеников) правильный ответ. «Не гадай, а отвечай на вопрос».

В старших классах бывала и вольница. Вдруг появлялись учителя, которые поощряли думать вслух. Формат новый, непростой, и выдерживать его в чистоте бывало трудно: говорили наперебой, много и разно, мысли если и рождались, то какие-то мелкие, развивать их было некуда. Развивался хаос. Дисциплина падала на глазах, и школьная администрация в жарком союзе с родительским комитетом выходили ей на поддержку и возвращали на место. Урок не место для дискуссий. «Дома будете рассуждать!»

Параграф 4. Давать полный ответ

Мы хорошо усвоили одну примету: если учитель задает дополнительные вопросы, значит, ответ был не очень. Вопрос потому и называется дополнительным, что ответ по теме был неполным. Других определений для вопроса мы в школе не узнаем. Трудно представить, чтобы учитель сказал: «У меня есть встречный вопрос» или «Можно задать уточняющий вопрос?» Была еще одна категория вопросов — наводящие. Это полный провал. За ответ по наводящим вопросам оценка неумолимо снижалась. «Ну, вот я за тебя все и рассказала!»

Мы без иллюзий: вопрос — это плохой знак. Это учительское недовольство. Вопросами можно «засыпать», то есть показать ученику, что он не знает темы. («Засыпался на дополнительных вопросах», — объясняют позже и некоторые не критичные к себе студенты.) Вопрос как унижение, как подозрение, как желание свести счеты — это все у нас в памяти. Вопрос — он всегда на засыпку. Вот нам и проблема вопросно-ответной сессии в публичном выступлении.

И еще один крепкий вывод мы делаем уже в раннем публичном опыте: монолог — это отлично, это значит, что ты много знаешь, у тебя хорошая память, ты умеешь связно излагать. Диалог — это ответы на наводящие вопросы, суррогат монолога: «До пятерки недотягиваешь».

Параграф 5. Отвечать на оценку

Ну разумеется. Ты выходишь к доске, чтобы получить оценку. В журнал и в дневник. Для себя, для родителей, для классного руководителя (показатели!) — неважно. Важно, что оценка — главный критерий твоей документальной школьной жизни. Есть глубоко драматическое противоречие в феномене школьной оценки, но она существует, и попытки ее отменить всегда заканчивались ее возрождением. «Запомни: ты учишься не для оценок, а для знаний. Не для нас с мамой, а для себя!» Запомнили. Но плохие оценки вели к проблемам, а хорошие — к поощрению. При этом за хорошими могли стоять ложь и фальшь, а за плохими — не незнание, а конфликт эмоций. Но абсолют оценки отменял эту относительность. «Победителей не судят!» — внушал нам школьный опыт.

Став взрослыми, мы в публичном выступлении (часто бессознательно) предвкушаем оценку. Стремимся к ней, и она становится целью.

Параграф 6. Вызов к доске

С навыком отвечать на оценку связан и навык ожидания «вызовут/ не вызовут». Чаще всего это ожидание было тревожным, иногда — паническим, изредка — с предчувствием успеха. В любом случае выходить к доске надо было по вызову учителя. Принуждение к ответу, сказали бы мы тогда, знай мы азы политкорректности. Липкий страх, уныние, настроение упало — вот аккомпанемент нашего выхода к доске. Страх перед публичным выступлением мы знаем давно и с оттенками.

И как благодарны мы бывали, как легко становилось, когда вдруг: «Можно с места. Можно не вставать». О, эти чуткие взрослые души! Но и они не злоупотребляли отключением напряжения. Либеральность выходила боком и тогда.

Примечательно: сидеть сложив руки на столе

Этот физический навык вырабатывался у нас одним из первых. Ровная спинка и руки на парте перед собой. Есть убеждение, что это необходимо для здоровья (профилактика сколиоза). Не было сомнений, что такой навык поддерживает не только спинку, но и общую дисциплину в классе. Глаз учительский радуется: стабильная картина держит и его в равновесии. Хороший классный навык. И ораторскому искусству не помеха. Помехой он становится за обеденным столом. Когда мы «выходим в свет». Светский этикет бьет по рукам. Ну как отучить локти от стола! Трудно, честное слово! Но это к слову о том, как прочны навыки детства.

Выводы

И вот школьные годы чудесные пролетают и выпускают нас в большую жизнь. Не с пустыми руками, разумеется. С выдачей багажа знаний, умений и навыков. Пользуйтесь, пополняйте! И мы воспользуемся своим багажом. А суровая действительность потребует и болезненных реформ: переучивать и даже выбрасывать. Но выбросить не так трудно — надо только решиться на это и проститься. (Прости, школа!) Самым трудным окажется переучивать. Навыки, выработанные в течение 10–11 лет (и не просто лет, заметим, а эпох: детство, отрочество, юность прошиты ими и прожиты с ними), — это настоящие крепкие навыки. Автоматические, то есть уже бессознательные, впитанные нами с молоком альма-матер. Потеснить и вытеснить их можно только новыми, другими.

Но чтобы сформировать навык, знаем мы, нужно время. Честный тренер не обещает быстрых результатов. За два дня тренинга, даже максимально интенсивного и сплошь практического, навык не выработается. Магическое «80% практики» в предложенной программе и минимум теории (так как она, конечно же, «вода и бла-бла-бла») — наивный маркетинг.

Постоянные упражнения, повторения и усилия — единственный (увы!) гарант навыка. Его надо именно выработать (хорошее слово!), чтобы вытеснить предыдущий. И что делать? Неужели для переделки понадобятся еще 10–11 лет, а двухдневные тренинги бессмысленны? Нет. Есть одно глубокое принципиальное отличие между нами-детьми и нами-взрослыми. Взрослые по-другому учатся. В багаже (заглянем поглубже) у взрослого ученика есть, кроме прочих, навык интеллектуальной работы со смыслами. Он сформировался тоже не в один день. Вот именно на него и опирается хорошая толковая программа тренинга по ораторскому искусству или мастерству убеждения. Осмыслить и найти свою исходную точку, осознанно задать вектор и наметить вехи на пути к цели — вот работа взрослого ученика. Два дня интенсивного интеллектуального напряжения дают возможность осознанно двинуться вперед. В добрый путь!

А навык сформируется попутно.

Анна Валл